Детство, которое нельзя вернуть
- Доченька, болит что-нибудь?
- Нет! Девочку жалко...
- Не придумывай всякую ерунду, иди лучше погуляй.
А на улице ее уже поджидала Любка.
- Ну ты чё дома делала? Не могла тебя дождаться - с братом заставили водиться опять?
- Да нет, он спал, просто я книжку читала.
- Вот тебе и раз! Я тут ее жду, всю юбку смолой испортила, на ваших бревнах сидела, а она - книжку читать! Меня вон ремнем заставляют, но я не поддаюсь. Мать все ворчит: "Вот, тебе уже восемь, а ты еще алфавит не выучила!" Как можно такой ерундой заниматься?
- Вот и мама говорит...
- И правильно говорит. Тетя Таня умная. Я ее очень уважаю!
- Уважаешь?! А что ты говорила, когда она нас отходила крапивой?
- Это когда было-то? Два года назад. Ну мы тогда натворили дел!
А девчонки действительно натворили. Нинке было пять лет, а Любке - шесть. И у Нинки родился брат. Кончилась их дружба с соседкой Любой - водиться надо было с малышом. Поэтому Любку отваживали подальше, чтобы не сбивала с толку маленькую няньку. И вот, шустрая Любаня, выбрала момент, когда Нинкиных родителей не было дома и юркнула через двор в такой желанный Нинкин дом.
- Опять с этим страшилкой водишься?
- А куда деваться? - горестно вздохнула пятилетняя Нина. Не убивать же его!
- Ну, уж не так грубо... А давай, просто подушку на него положим, и он так тихенько уснет и не проснется. Будешь опять вольная птица, на речку будем ходить, в лес, а, Нин!
- А ему не больно будет?
- Да какой больно! Говорю же - уснет и все. Вот, смотри сама. - И хулиганистая Любка положила большую пуховую подушку на месячного Колю.
Ребенок молчал. Прошло с полчаса. Под подушкой - тишина.
- Может, проверим?
- Ах вы паразитки! Я вам проверю! - Мама, пришедшая из магазина сбросила подушку. Коля едва дышал. - Вот я вас сейчас угощу, навек запомните!
И тетя Таня, выломав куст крапивы отходила обеих подружек так, что те еще два-три дня были в волдырях. Кума-Валя, приходила разбираться, за что попало ее любимой и единственной доченьке, но, узнав правду, еще добавила обеим.
После этого целый год не пускали Любку даже во двор к Самсоновым. Девчонки скучали друг по другу. Любка вытолкнула сучок в заборе и, в образовавшуюся дырку, поглядывала, как Нинка играет с годовалым Колей и псом Джульбарсом во дворе, и только вздыхала. Наконец родители смилостивились, видя, как подружки тоскуют друг по другу и позволили им снова играть вместе.
- Только без озорства! - строго предупредил Нинкин отец.
И счастливые девчонки, только кивали.
* * *
И вот скоро в школу. Девочки излазили все заборы, Нинка порвала новые сатиновые шаровары (обещание не озоровать давно было забыто) и вздыхала - дырка была велика - не спрячешь.
- Привет, мелюзга! Нинкина двоюродная сестра Галя была годом старше Любки и казалась им совсем взрослой - ведь она перешла в третий класс! В "армию" будем играть? - И она ловко налепила себе погоны и орден из репьев. - Ну, кто следующий? Я - капитан! Нинка, хочешь быть капитаном?
- А два капитана разве бывают?
- Бывают. У нас дома книга есть, "Два капитана" называется - значит, бывают!
- Ну давай, лепи!
- Счас! Любка, а ты что рот разинула? Репьи рви, если будешь играть. Ты кем хочешь быть - тоже капитаном?
- Не, я только самым главным генералом!
- Рви репьев побольше, фуражку генеральскую будем лепить! - И заботливая сестра приладила Нинке еще один "орден".
Когда была готова амуниция у "генерала", пошли показывать "куме-Вальке", как звали Любкину мать родители Нины, хотя кумом, крестившим Колю, был ее отец. "Куме-Вальке" стало дурно при виде фуражки на голове Любки:
- И что ты наделала, злыдня?! Теперь эти репьи ни за что не вытащить, а через месяц в школу! Господи, за что наказал такой девчонкой?
- Мама, это не я, это все Галька придумала, она мне репьи лепила. "Давай, - говорит, - я тебя генералом сделаю, будешь над нами командовать".
Гальку как ветром сдуло, Нинка тоже отбыла домой, обрывая с кофточки репьи и переживая за порваные шаровары, догадываясь, что ее ждет дома.
- Горе ты мое! - запричитала Мама, - уж лучше бы ты книжки читала. Вот связалась с этой злыдней!
- Мама, это не Люба, это Галька сама из нее генерала сделала, повернула разговор сообразительная Нинка, ей сейчас кума-Валька репьи из головы достает!
- Не смей так говорить! Какая она кума тебе? - Но сама расхохоталась так, что не могла остановиться. - Фу-фу-ражку из репьев? Ха-ха-ха!
Присоединились к Маме Нинка и двухлетний Колян. Нинка в основном потому, что разговор о шароварах был закончен безболезненно для ее "пятой точки".
А Любку пришлось побрить наголо перед самой школой! И как не пряталась от них Галька, они-таки подкараулили ее в переулке, когда она возвращалась из школы, и утопили портфель в луже, уже подернутой ледком. Галька, размазывая по лицу слезы и сопли, вытащила намокший портфель.
Неизвестно, как это обошлось для Любки, но Нинка получила порку знатную. И все равно подруги ликовали: "Ну мы ей отомстили!"
* * *
Прошло два года... Колян повадился встречать Нинку из школы, благо она была недалеко от дома. Маленький, загорелый, с выцветшими до белизны бровями и волосами, он приходил, садился на деревянные ступени и терпеливо ждал...
В этот злосчастный день у девчонок была контрольная. Нина, лучшая ученица класса, закончила первой, а поскольку Любка постоянно у нее списывала, то и она быстро управилась. Дарья Ивановна отправила их в коридор, чтобы не дать списать всему классу. Она была уже стара (учила еще Нинкиного дедушку!) и часто засыпала за столом.
Подружки вышли в коридор, и тут приметливая Любка увидела, что продавщица школьного буфета отсутствует:
- Нин, смотри, все лежит, и все можно взять!
- Так у нас денег нет.
- Ну и дура ты, Нинка, хоть и отличница! Продавца-то нет. Кому платить? Из каждой вазы возьмем по пять-шесть конфет, никто и не заметит. Пойдем, трусиха!
И вскоре, обе улепетывали с портфелями, набитыми конфетами. Нина никогда и не ела таких конфет. Мама не работала, сидела с грудной сестренкой, да строили новый дом. Денег постоянно не хватало. Мама, отправляя дочь в школу, заворачивала ей два бутерброда с маргарином, чуть присыпанных сахарком, и только вздыхала:
- Потерпи доченька...
- Знаю-знаю: вот достроимся, вот подрастет Лида... Девочка была понятливой и терпеливой. Однажды в гостях ее угостили сыром - как это было вкусно! Она думала, что когда вырастет, будет есть сыр каждый день. Один сыр! А пока отрезала тоненько-тоненько корочку черного хлеба и смаковала его, ей казалось, он по вкусу напоминает сыр...
И вот шоколадные конфеты! Все трое, дойдя до речки, сели на мосток, свесив ноги, и объедались конфетами. Обертки сбрасывали в речку, и она уносила следы их преступления.
- Нинка, - вдруг встрепенулась подруга, - теперь только шапки нельзя будет носить.
- Почему? - округлил и без того большие голубые глаза четырехлетний Колька.
- Пословицу слышал: "На воре шапка горит?". Как шапку наденем, так она и вспыхнет! - то ли пугала, то ли правда так думала Любка.
Договорились ни при каких обстоятельствах шапки не надевать.
- А как же я? - заревел малыш, - мне в платке что ли всю жизнь ходить? Я ведь не девчонка!
- Ты, главное, не вздумай наябедничать, а то я тебе не сестра - сразу ноги переломаю.
- Я-я-я... Никому!
- То-то мне!
Первое, что сказал честный ребенок Маме, как только вошли во двор:
- Мам, Любка с Нинкой воровали конфеты в буфете, сами ели и меня кормили. А еще Любка заставляла меня платок носить.
Мама медленно встала с крыльца, вышла на веранду, вынесла оттуда ремень, отходила ревущего Коляна: "Это, чтоб не ябедничал! Сам ел и про других рассказал! Тогда зачем ел? На вот еще разок, чтоб всю жизнь помнил!" Потом долго смотрела Нине в глаза и заплакала. Она плакала так долго и так горько, что у Нины сердце разрывалось, но она не смела ее пожалеть, приласкать, хотя бы по голове погладить, а только плакала вместе с ней.
- Мамочка, я никогда... Никогда!
- Знаю, детка, - И мама прижала к себе ее заплаканное лицо.
Ну а потом пошла к куме-Вальке. Та, как на грех, ходила с гипсом на костылях. Получив от Мамы информацию, она долго прыгала вокруг круглого стола на одной ноге, пытаясь достать дочь хоть костылем!
- И в кого ты уродилась, паразитка такая? Сколько мне еще позора терпеть из-за тебя?
А Любка, улучив момент, убежала в огород и спряталась в кустах смородины. Когда солнце село, мать вышла на крыльцо и стала звать непутевую, обещая не трогать.
Так закончилась эта история, далеко не последняя в жизни двух подружек.
Вот так жили дети 45-50-х годов рождения. Все так жили. Всем было бедно и трудно. Только что прошла война, и как мясорубка, перемолола все. Но надо было жить, и мы жили...
Следующий рассказ