Прозрение
В кабинете генерального директора повисла тишина...
- Я вас не понимаю, отец Серафим, у вас же храм не достроен, а вы на сиротский приют просите?
- Вы правы, Владимир Юрьевич, - не достроен. И мы делаем, что можем. Бог даст, к Пасхе иконостас поставим. Но ведь праздник-то какой грядет - Рождество Христово! А в приюте дети замерзают. И дело-то не в больших деньгах, ваша лепта помогла бы ускорить ремонт. Представляете радость деток, когда рождественская да и новогодняя елка будут в теплом помещении? А к теплу еще и новая обувь! Вы что же, ребенком не были? Как радует всякая малость, когда ты сам мал! Господь воздаст вам за вашу доброту.
- Простите, батюшка, но разговор окончен. Я понимаю ваши проблемы и допускаю, что кто-то другой вам поможет, но я человек принципа. И человек дела. А потому не стану вкладывать деньги в то, во что не считаю нужным. Я найду им лучшее применение. К тому же времени уже - ого-го! Как бы к праздничному столу не опоздать, - Владимир Юрьевич встал из-за стола, хлопнув ладонью по кожаной папке, показывая собеседнику, что разговор действительно закончен.
Встал и священник. Он поклонился директору, отдавая дань вежливости хозяину фирмы.
- Спаси вас Господь. Когда-нибудь кто-то тронет ваше сердце, но это буду не я. Видимо, я еще молод, нет во мне дара убеждения. А деньгам лучшее применение можно найти, только отдав их на благородное дело, на божеское.
- Право, батюшка, никакого терпения с вами нет! Вы как настырная побирушка!
Щеки отца Серафима вспыхнули, но он сдержался. В уме попросил: "Господи, не ведает, что творит - прости его", - и, еще раз поклонившись, вышел из кабинета. Затянутая в облегающее платье секретарша щелкнула ключом, и все трое почти одновременно подошли к лифту. Дверь лифта распахнулась, словно приглашая посетить такое просторное и комфортное помещение. Внутри действительно все было оформлено с шиком: два узких, но удобных диванчика, дорогая обивка, зеркала...
У лифта стояли еще двое - мужчина лет сорока и молодая женщина. Все подождали, пока войдет Владимир Юрьевич, затем вошли батюшка и секретарша. Мужчина с женщиной остались стоять, как было принято всегда.
- Ну что же вы? Входите! - присутствие священника, а может, предновогоднее настроение заставили директора отступить от правил.
Когда пятеро вошли в лифт, секретарша Сашенька нажала кнопку и кабина мягко пошла вниз. Все стояли напряженные, кроме Сашеньки. Она даже что-то мурлыкала тихонько. Директор был все-таки несколько смущен последними своими словами священнику и неприятное чувство неловкости заставило его присесть на диванчик, чтобы не видеть в зеркале свое отражение.
Батюшку все-таки задело слово "побирушка", и он был недоволен собой, недоволен своим раздражением. Двое сотрудников, впервые ехавших в лифте вместе с грозным главой фирмы, тоже были, что называется, "не в своей тарелке". Впрочем, все переживания быстро закончились. Неожиданно погас свет, и лифт встал между этажами.
- Что еще за новости?! Что со светом? Я не собираюсь праздновать Новый год в лифте, - Владимир Юрьевич был зол.
Сашенька уже звонила по мобильнику. На все ее переговоры ушло не более пяти минут, когда она сообщила:
- Всё, господа, приехали! Где-то крупная авария, и никто не может поручиться, что мы скоро отсюда выйдем. Поэтому, если Владимир Юрьевич не возражает, присаживайтесь на диваны.
- Не возражаю, - директор все еще был под неприятным впечатлением от своей грубости.
- А темно-то как! Правильно говорят - хоть глаз выколи, - тараторила словоохотливая Сашенька.
- Если никто не возражает, я мог бы зажечь свечу, - предложил отец Серафим. - У меня, к счастью, с собой целая упаковка.
Все промолчали, ожидая, что скажет директор. Он все еще недовольным тоном заметил: "Ну, не сидеть же в темноте!",
- словно давая согласие. Вспыхнул огонек спички, и затеплилась свеча, наполнив маленькое помещение запахом воска. Лица осветились как-то необычно. Даже ярко напомаженная, с накладными ресницами Сашенька казалась загадочной барышней 18-19-го века.
Директор поморщился:
- Не люблю запаха воска. Но выбирать же не приходится. Да... Надо подумать о снабжении лифта автономным питанием. А почему все молчат? Давайте поговорим, коль судьба нас так странно свела.
Все молчали...
- Ну что же вы? Давайте знакомиться. Вот вас я знаю, ваше лицо мне знакомо, - директор обратился к мужчине, сидевшему рядом с батюшкой. - Вы в отделе перевозок работаете, ведь так? Вас, кажется, Анатолием Ивановичем зовут?
Мужчина встал:
- Немного ошиблись, Владимир Юрьевич. Позвольте представиться: Олег Сергеевич, работаю четвертый год в отделе рекламы. Живу неподалеку, хотя, оказывается, попасть домой не так-то просто. А дома меня ждет мама. Если никто не возражает, я позвоню ей, чтобы не волновалась.
- А можно, и я позвоню? - заторопилась Сашенька.
- Звоните, только по очереди. Сейчас я сообщу своим домашним, - директор набрал номер на мобильном телефоне. - Марина, непредвиденные обстоятельства: тут свет отключили, и мы застряли в лифте. Но надеюсь, что это безобразие ненадолго, и мы встретим Новый год всей семьей. - Он повернулся к отцу Серафиму. - Батюшка, отдайте кому-нибудь свечу и звоните.
- Свечу, наверное, можно поставить вот здесь, на полочку у зеркала. Воск накапать и поставить. Держать в руках действительно неудобно, особенно если это надолго. А вот звонить мне некуда. У нас с матушкой нет телефона. А церковь, сами знаете, даже недостроена. Какой уж тут телефон...
- Можно, я позвоню? - робко спросила молодая женщина. - У мамы сердце не очень здоровое, она по каждому пустяку волнуется. Только у меня сотового нет.
- Мой берите, - великодушно предложила Сашенька.
Женщина воспользовалась предложением и набрала домашний номер:
- Мамочка, ты только не волнуйся, мы в лифте застряли. Да, прямо на работе. Владимир Юрьевич? С нами... Нет, в другой раз. Нет, случай неподходящий. Прости, мамочка, другим тоже надо звонить, всех ждут близкие. Надеюсь быть дома к Курантам. Целую.
После окончания разговора Владимир Юрьевич обратился к молодой женщине:
- Простите, как вас зовут?
- Наташа... Наталья Васильевна. Я работаю в бухгалтерии. Нет, не бухгалтером. Уборщицей. Образование? Высшее экономическое. Почему уборщицей? Вы сами, Владимир Юрьевич, меня определили на эту работу. Я второй год жду каких
-то изменений, но напрасно. Мама за меня хлопотала, и вы ей обещали первую же свободную должность для меня. Но уже новеньких столько пришло, а я все на месте. Вы, наверное, просто забыли.
- Мог и забыть, вон, сколько сотрудников, фирма на четыре этажа. Ну а вы-то почему не напомнили?
- Мама не позволила. Она немного обиделась на вас.
- Вот тебе раз! С чего бы? Ко мне многие обращаются за помощью, просят пристроить своих детей. Почему я должен всех помнить?
- Простите, я не должна была этого говорить, мама обиделась и огорчилась, что вы ее не узнали. Даже принимать не хотели.
- Я ее знаю? Откуда?
- Я - Ремнева, а мама - Ремнева Галина Федоровна. Вы жили у нас. Нет уж не перебивайте теперь. Когда вы приехали в Москву, вам даже ночевать негде было. А мама дежурной по вокзалу работала. Вы к ней обратились за советом, и она посочувствовала вам, привела домой. Вы ведь у нас больше двух лет прожили. И мама как сына вас любила. Никогда денег за квартиру не брала. Я тогда еще девчонкой была, вы меня могли и не узнать. Но как вы не узнали маму? Чего стоило ей пойти к вам с просьбой! А потом она весь день плакала, ведь у вас во всей фирме для меня работы не нашлось, кроме должности уборщицы. А у меня ведь "красный" диплом. Я не боюсь говорить вам в лицо: вы жестокий, неблагодарный человек. Я все равно ухожу, нашла себе работу по специальности. Я рада, что больше вас не увижу. Горько осознавать, что простой милый молодой человек превратился в этакого барина... Простите меня все, я вам, наверное, испортила предновогоднее настроение.
- Да какое уж тут настроение, - затараторила Сашенька. - Скоро Новый год, а мы в лифте сидим без света.
- Подождите, Саша. Наташа, вы простите меня, я ведь на самом деле не узнал Галину Федоровну. Неловко как вышло...
- Просто вы ничего, кроме себя и своего бизнеса, не замечаете. Люди для вас, словно насекомые. Эх! Так обидно за вас. Я так вас любила. А вы меня дразнили худорбой. Такое смешное было слово - "худорба".
Директор опустил голову и долго молчал.
- На деревне у нас так худых называли. Вовсе странным это слово не казалось. Это для вас, москвичей, все было смешно и странно. Но вы ко мне действительно относились, как к родному, это я запомнил. И как это я Галину Федоровну не узнал? Много лет прошло...
- А вы за эти годы не могли нас хоть раз навестить? Мама так скучала! Радовалась за вас, когда в газетах что-то писали. А как по телевизору увидела, неделю ходила под впечатлением: "Володенька, умница моя, как в гору пошел, дай ему Бог здоровья!" Соседей всех расспрашивала: "Вы видели - Володеньку по телевизору показывали?!"
- Простите, Наташа. Простите. Я обязательно о вас позабочусь. И маму вашу навещу. Я еще вам надоем.
- В гости - милости просим, а о себе я сама уже позаботилась. Не век же мне с высшим образованием с половой тряпкой ходить.
Надолго наступило гнетущее молчание. Отец Серафим возжег уже вторую свечу.
- Господа, а времени-то уже до Нового года осталось чуть больше часа, - подал голос Олег Сергеевич. - Как бы нам действительно в новый век не шагнуть прямо из лифта.
- Да, может и такое случиться, - почувствовал облегчение от прервавшегося молчания Владимир Юрьевич. - Ну, ваших-то родственников, Олег Сергеевич, я не обижал? Может, тоже кого не узнал?
- Да, Володя, к сожалению не узнал. Меня не узнал. А я ведь из одной с тобой деревни. Мы учились вместе. Даже дружили. Ты у меня по русскому всегда списывал. Я за тебя даже сочинения писал. Помнишь мое прозвище - "профессор"? Вспомнил? А тебя помнишь, как звали - Володька Лопух. Конечно, это по фамилии - Лопухнин. А вот смотри, как все обернулось. Я у тебя почти на побегушках, а ты - генеральный директор. Вот тебе и "Лопух"!
- Олег, не верю своим глазам - ведь это точно ты! Изменился как! Почему не зашел, не напомнил?
- Я зашел как-то, да только ты меня увидел, сразу в крик: "Кто пустил? Почему без приглашения? Распустились!" Так что прости, бывший друг.
- Не верю! Что же это со мной стало? Почему это все так отвратительно, мерзко? Ничего не видел, никого не узнавал... Обижал лучших друзей... Я все исправлю. Я пересмотрю всю свою жизнь...
Внезапно загорелся свет, "узники" от неожиданности зажмурились. Лифт мягко поплыл вниз. Все чувствовали себя неловко. Когда двери распахнулись на первом этаже, директор обратился к соседям по "заточению":
- Пожалуйста, не расходитесь. Я всех развезу по домам. Мы еще успеем к началу нового века, - он повернулся к отцу Серафиму. - Батюшка, зайдите ко мне с бумагами второго января. Я все подпишу. Думаю, я от такой суммы не обеднею. И еще вы говорили, колокол надо заказывать? Не хлопочите, беру это на себя. С наступающим Новым годом всех!
- Я вас не понимаю, отец Серафим, у вас же храм не достроен, а вы на сиротский приют просите?
- Вы правы, Владимир Юрьевич, - не достроен. И мы делаем, что можем. Бог даст, к Пасхе иконостас поставим. Но ведь праздник-то какой грядет - Рождество Христово! А в приюте дети замерзают. И дело-то не в больших деньгах, ваша лепта помогла бы ускорить ремонт. Представляете радость деток, когда рождественская да и новогодняя елка будут в теплом помещении? А к теплу еще и новая обувь! Вы что же, ребенком не были? Как радует всякая малость, когда ты сам мал! Господь воздаст вам за вашу доброту.
- Простите, батюшка, но разговор окончен. Я понимаю ваши проблемы и допускаю, что кто-то другой вам поможет, но я человек принципа. И человек дела. А потому не стану вкладывать деньги в то, во что не считаю нужным. Я найду им лучшее применение. К тому же времени уже - ого-го! Как бы к праздничному столу не опоздать, - Владимир Юрьевич встал из-за стола, хлопнув ладонью по кожаной папке, показывая собеседнику, что разговор действительно закончен.
Встал и священник. Он поклонился директору, отдавая дань вежливости хозяину фирмы.
- Спаси вас Господь. Когда-нибудь кто-то тронет ваше сердце, но это буду не я. Видимо, я еще молод, нет во мне дара убеждения. А деньгам лучшее применение можно найти, только отдав их на благородное дело, на божеское.
- Право, батюшка, никакого терпения с вами нет! Вы как настырная побирушка!
Щеки отца Серафима вспыхнули, но он сдержался. В уме попросил: "Господи, не ведает, что творит - прости его", - и, еще раз поклонившись, вышел из кабинета. Затянутая в облегающее платье секретарша щелкнула ключом, и все трое почти одновременно подошли к лифту. Дверь лифта распахнулась, словно приглашая посетить такое просторное и комфортное помещение. Внутри действительно все было оформлено с шиком: два узких, но удобных диванчика, дорогая обивка, зеркала...
У лифта стояли еще двое - мужчина лет сорока и молодая женщина. Все подождали, пока войдет Владимир Юрьевич, затем вошли батюшка и секретарша. Мужчина с женщиной остались стоять, как было принято всегда.
- Ну что же вы? Входите! - присутствие священника, а может, предновогоднее настроение заставили директора отступить от правил.
Когда пятеро вошли в лифт, секретарша Сашенька нажала кнопку и кабина мягко пошла вниз. Все стояли напряженные, кроме Сашеньки. Она даже что-то мурлыкала тихонько. Директор был все-таки несколько смущен последними своими словами священнику и неприятное чувство неловкости заставило его присесть на диванчик, чтобы не видеть в зеркале свое отражение.
Батюшку все-таки задело слово "побирушка", и он был недоволен собой, недоволен своим раздражением. Двое сотрудников, впервые ехавших в лифте вместе с грозным главой фирмы, тоже были, что называется, "не в своей тарелке". Впрочем, все переживания быстро закончились. Неожиданно погас свет, и лифт встал между этажами.
- Что еще за новости?! Что со светом? Я не собираюсь праздновать Новый год в лифте, - Владимир Юрьевич был зол.
Сашенька уже звонила по мобильнику. На все ее переговоры ушло не более пяти минут, когда она сообщила:
- Всё, господа, приехали! Где-то крупная авария, и никто не может поручиться, что мы скоро отсюда выйдем. Поэтому, если Владимир Юрьевич не возражает, присаживайтесь на диваны.
- Не возражаю, - директор все еще был под неприятным впечатлением от своей грубости.
- А темно-то как! Правильно говорят - хоть глаз выколи, - тараторила словоохотливая Сашенька.
- Если никто не возражает, я мог бы зажечь свечу, - предложил отец Серафим. - У меня, к счастью, с собой целая упаковка.
Все промолчали, ожидая, что скажет директор. Он все еще недовольным тоном заметил: "Ну, не сидеть же в темноте!",
- словно давая согласие. Вспыхнул огонек спички, и затеплилась свеча, наполнив маленькое помещение запахом воска. Лица осветились как-то необычно. Даже ярко напомаженная, с накладными ресницами Сашенька казалась загадочной барышней 18-19-го века.
Директор поморщился:
- Не люблю запаха воска. Но выбирать же не приходится. Да... Надо подумать о снабжении лифта автономным питанием. А почему все молчат? Давайте поговорим, коль судьба нас так странно свела.
Все молчали...
- Ну что же вы? Давайте знакомиться. Вот вас я знаю, ваше лицо мне знакомо, - директор обратился к мужчине, сидевшему рядом с батюшкой. - Вы в отделе перевозок работаете, ведь так? Вас, кажется, Анатолием Ивановичем зовут?
Мужчина встал:
- Немного ошиблись, Владимир Юрьевич. Позвольте представиться: Олег Сергеевич, работаю четвертый год в отделе рекламы. Живу неподалеку, хотя, оказывается, попасть домой не так-то просто. А дома меня ждет мама. Если никто не возражает, я позвоню ей, чтобы не волновалась.
- А можно, и я позвоню? - заторопилась Сашенька.
- Звоните, только по очереди. Сейчас я сообщу своим домашним, - директор набрал номер на мобильном телефоне. - Марина, непредвиденные обстоятельства: тут свет отключили, и мы застряли в лифте. Но надеюсь, что это безобразие ненадолго, и мы встретим Новый год всей семьей. - Он повернулся к отцу Серафиму. - Батюшка, отдайте кому-нибудь свечу и звоните.
- Свечу, наверное, можно поставить вот здесь, на полочку у зеркала. Воск накапать и поставить. Держать в руках действительно неудобно, особенно если это надолго. А вот звонить мне некуда. У нас с матушкой нет телефона. А церковь, сами знаете, даже недостроена. Какой уж тут телефон...
- Можно, я позвоню? - робко спросила молодая женщина. - У мамы сердце не очень здоровое, она по каждому пустяку волнуется. Только у меня сотового нет.
- Мой берите, - великодушно предложила Сашенька.
Женщина воспользовалась предложением и набрала домашний номер:
- Мамочка, ты только не волнуйся, мы в лифте застряли. Да, прямо на работе. Владимир Юрьевич? С нами... Нет, в другой раз. Нет, случай неподходящий. Прости, мамочка, другим тоже надо звонить, всех ждут близкие. Надеюсь быть дома к Курантам. Целую.
После окончания разговора Владимир Юрьевич обратился к молодой женщине:
- Простите, как вас зовут?
- Наташа... Наталья Васильевна. Я работаю в бухгалтерии. Нет, не бухгалтером. Уборщицей. Образование? Высшее экономическое. Почему уборщицей? Вы сами, Владимир Юрьевич, меня определили на эту работу. Я второй год жду каких
-то изменений, но напрасно. Мама за меня хлопотала, и вы ей обещали первую же свободную должность для меня. Но уже новеньких столько пришло, а я все на месте. Вы, наверное, просто забыли.
- Мог и забыть, вон, сколько сотрудников, фирма на четыре этажа. Ну а вы-то почему не напомнили?
- Мама не позволила. Она немного обиделась на вас.
- Вот тебе раз! С чего бы? Ко мне многие обращаются за помощью, просят пристроить своих детей. Почему я должен всех помнить?
- Простите, я не должна была этого говорить, мама обиделась и огорчилась, что вы ее не узнали. Даже принимать не хотели.
- Я ее знаю? Откуда?
- Я - Ремнева, а мама - Ремнева Галина Федоровна. Вы жили у нас. Нет уж не перебивайте теперь. Когда вы приехали в Москву, вам даже ночевать негде было. А мама дежурной по вокзалу работала. Вы к ней обратились за советом, и она посочувствовала вам, привела домой. Вы ведь у нас больше двух лет прожили. И мама как сына вас любила. Никогда денег за квартиру не брала. Я тогда еще девчонкой была, вы меня могли и не узнать. Но как вы не узнали маму? Чего стоило ей пойти к вам с просьбой! А потом она весь день плакала, ведь у вас во всей фирме для меня работы не нашлось, кроме должности уборщицы. А у меня ведь "красный" диплом. Я не боюсь говорить вам в лицо: вы жестокий, неблагодарный человек. Я все равно ухожу, нашла себе работу по специальности. Я рада, что больше вас не увижу. Горько осознавать, что простой милый молодой человек превратился в этакого барина... Простите меня все, я вам, наверное, испортила предновогоднее настроение.
- Да какое уж тут настроение, - затараторила Сашенька. - Скоро Новый год, а мы в лифте сидим без света.
- Подождите, Саша. Наташа, вы простите меня, я ведь на самом деле не узнал Галину Федоровну. Неловко как вышло...
- Просто вы ничего, кроме себя и своего бизнеса, не замечаете. Люди для вас, словно насекомые. Эх! Так обидно за вас. Я так вас любила. А вы меня дразнили худорбой. Такое смешное было слово - "худорба".
Директор опустил голову и долго молчал.
- На деревне у нас так худых называли. Вовсе странным это слово не казалось. Это для вас, москвичей, все было смешно и странно. Но вы ко мне действительно относились, как к родному, это я запомнил. И как это я Галину Федоровну не узнал? Много лет прошло...
- А вы за эти годы не могли нас хоть раз навестить? Мама так скучала! Радовалась за вас, когда в газетах что-то писали. А как по телевизору увидела, неделю ходила под впечатлением: "Володенька, умница моя, как в гору пошел, дай ему Бог здоровья!" Соседей всех расспрашивала: "Вы видели - Володеньку по телевизору показывали?!"
- Простите, Наташа. Простите. Я обязательно о вас позабочусь. И маму вашу навещу. Я еще вам надоем.
- В гости - милости просим, а о себе я сама уже позаботилась. Не век же мне с высшим образованием с половой тряпкой ходить.
Надолго наступило гнетущее молчание. Отец Серафим возжег уже вторую свечу.
- Господа, а времени-то уже до Нового года осталось чуть больше часа, - подал голос Олег Сергеевич. - Как бы нам действительно в новый век не шагнуть прямо из лифта.
- Да, может и такое случиться, - почувствовал облегчение от прервавшегося молчания Владимир Юрьевич. - Ну, ваших-то родственников, Олег Сергеевич, я не обижал? Может, тоже кого не узнал?
- Да, Володя, к сожалению не узнал. Меня не узнал. А я ведь из одной с тобой деревни. Мы учились вместе. Даже дружили. Ты у меня по русскому всегда списывал. Я за тебя даже сочинения писал. Помнишь мое прозвище - "профессор"? Вспомнил? А тебя помнишь, как звали - Володька Лопух. Конечно, это по фамилии - Лопухнин. А вот смотри, как все обернулось. Я у тебя почти на побегушках, а ты - генеральный директор. Вот тебе и "Лопух"!
- Олег, не верю своим глазам - ведь это точно ты! Изменился как! Почему не зашел, не напомнил?
- Я зашел как-то, да только ты меня увидел, сразу в крик: "Кто пустил? Почему без приглашения? Распустились!" Так что прости, бывший друг.
- Не верю! Что же это со мной стало? Почему это все так отвратительно, мерзко? Ничего не видел, никого не узнавал... Обижал лучших друзей... Я все исправлю. Я пересмотрю всю свою жизнь...
Внезапно загорелся свет, "узники" от неожиданности зажмурились. Лифт мягко поплыл вниз. Все чувствовали себя неловко. Когда двери распахнулись на первом этаже, директор обратился к соседям по "заточению":
- Пожалуйста, не расходитесь. Я всех развезу по домам. Мы еще успеем к началу нового века, - он повернулся к отцу Серафиму. - Батюшка, зайдите ко мне с бумагами второго января. Я все подпишу. Думаю, я от такой суммы не обеднею. И еще вы говорили, колокол надо заказывать? Не хлопочите, беру это на себя. С наступающим Новым годом всех!
Следующий рассказ
