Вратами узкими...

Лена всегда заходила за Катериной, когда шла на электричку. От Катиного дома до станции - рукой подать. Жили они на самой кромке леса, Катя и ее два младших брата. Бабушка их уже почти и не жила. Позеленевшая, словно дерево, тронутое мхом, в неизменном сером платке, она бродила по дому, что-то постоянно бормоча, угрюмая и нелюдимая. Если внуки обращались к ней, она выпрастывала из платка волосатое ухо и переспрашивала: "Ась? Чего?" Иногда они с досадой отвечали: "Ничего! Ходишь, как привидение. Хоть бы в баню сходила, запах от тебя невозможный". Они думали, что она их прабабка, но отец объяснил: "Она вашей матери покойной мамка. Родила она ее уж на шестом десятке. Бабке уж лет под сто, наверное".

Отец с ними не жил. Как только мать умерла, он переехал в городок неподалеку, присмотрел себе вдовушку. Детей навещал, только чтоб дать немного денег. Они не обижались на него, привыкли. Он и при матери-то, бывало, неделями дома не жил.

- Не везет нам, Ленка, - говорила иногда Катерина. Как нелюди живем. Отец бросил, бабка не в счет, за ней самой уход нужен. Соседи сроду к нам в дом не ходили. Как-то не по-человечески это. Сколько себя помню, всегда огромную псину дома держали. Одна сдохнет, другую еще страшней заводили. Отец все объяснял, что на отшибе живем - чтоб не обокрали. А что у нас красть-то? - она горько вздыхала.

Лена жалела ее с братьями, тайком от родителей приносила немного конфет, а иногда сухофруктов, которые отцу частенько посылал из Узбекистана бывший сослуживец. Несколько раз ночевала у них с разрешения матери.

Лена с Катериной учились в одном ПТУ на поваров-кондитеров, на занятия приходилось из поселка чуть свет ехать электричкой. У Катерины утром хоть можно было подольше поспать, станция была от Овечкиных в трех минутах ходьбы. Но ночевки кончились после одного случая.

Катерина пожаловалась, что последнее время они бояться спать в темноте.

- Ты знаешь, Лен, вроде как ходит кто. То стукнет дверь, то, вроде, колодезное ведро звякнет. А Шарик скулит да в конуру забивается. Это кто может нашего Шарика испугать? Он ведь ростом с теленка. Да злобный такой! Просто невероятно. Не знаешь, что это может быть?

- Не знаю. Это вам, скорее всего, мерещится. А вообще, баба Вера, когда я ей о вас рассказывала, говорила, что нехорошо, что у вас ни одной иконы нет. Ваша бабка неверующая что ли?

- Да кто ее знает! Иди с ней поговори: "ась да ась", вот и весь сказ.

Девушки засмеялись.

- Я, вообще-то, сроду не видела, чтоб она молилась. Да и крестика у нее нет, какие-то мешочки на веревке болтаются на шее. Да я и сама-то молиться не умею. Хоть бы кто научил, страшно по ночам. Лена, а ты умеешь креститься?

- Вот креститься-то я умею, смотри как. Поняла? А молитв я не знаю. У нас в доме тоже никто в церковь не ездит. Да и соседи так же. Детей покрестят и все. Меня бабушка хоть "Отче наш" научила читать да еще молитву одну: "Мати Моя Мария, Госпожа Пресвятая Богородица, Дево Мария, где была-побывала, где спала-почивала?" - "Сыне Мое возлюбленное, Дитя Мое милое, была Я побывала в городе Иерусалиме, спала Я почивала на Святом Престоле. Спать Я не спала, страшен сон видала, страшен и чуден, всему миру подобен..." - в общем, она длинная, я потом перепишу тебе, если хочешь. Только мне кажется, и не молитва это, а просто стих какой-то. Бабушка сама столько же в церкви бывает, сколько и мы с тобой.

- Лена, приходи сегодня ночевать, если родители отпустят. Давно ты у нас не была. Страшно нам одним.

Вечером Лена отворила калитку и направилась к сенцам Овечкиных. Шарика она не боялась, так как они с Катериной договорились, что она его запрет в сарае. Было уже темно, светила луна, похожая на круглый масляный блин. Да еще неожиданно к вечеру ударил мороз, и, хотя снега выпало еще совсем мало, было так холодно, что Лена надела зимнее пальто и толстые вязаные варежки. Она, напевая что-то тихонечко, шла по двору. И вдруг из конуры выскочил огромный мохнатый пес и понесся по блоку, гремя цепью. Лена ни жива, ни мертва прижалась к стене дома и истошно закричала: "Катя-а-а!" А собака уже прыгнула, норовя вцепиться в горло.

- Господи, помоги! - неизвестно откуда, из головы или из души взялись эти слова у никогда раньше не молившейся девушки.

Она инстинктивно закрыла лицо большим портфелем из кожзаменителя. Собака вцепилась зубами в правую кисть, но толстенная варежка не давала прокусить руку насквозь. Разъяренное животное увязло зубищами в вязаном плетении и мотало головой, пытаясь выпутаться. Девушка изо всех сил сжимала варежку, не давая сдернуть ее с руки.

- Господи! Катя! Соба-а-ка... - Елена от страха теряла силы.

И вдруг хватка ослабла. Катерина босиком, в одной ночной сорочке с силой оттащила злобного пса, огрызающегося даже на хозяйку, и заперла на ключ в сарае.

Дома был переполох. Мальчики, видевшие все из окна, ревели во весь голос. Девушек трясло от холода и пережитого страха. Одна бабка Марфа бродила безучастная к происходящему. Лену раздели, перебинтовали все-таки прокушенную руку, напоили горячим чаем.

Катя недоумевала:

- Ничего не понимаю. Я ведь Шарика запирала. Ключ на кухне на гвоздик повесила, как обычно. Баб, ты Шарика не выпускала?

- Ась? Чего? Не пойму, про что ты. Спать ложитесь, поздно уже.

- И то правда. Ребятишки, в кровать! Лен, а мы с тобой на диване ляжем. Можно, я у стенки?

- Мне бы только до постели. Какая разница? Я так испугалась, что или сразу усну, или до утра глаз не сомкну.

Когда уже Катерина досматривала десятый сон, Лена все лежала и пыталась хоть подремать. Но только глаза закрывались, на нее несся с лаем огромный лохматый пес. Она вздрагивала и просыпалась.

После этого случая она никогда не оставалась ночевать у Овечкиных, только заходила за Катей и ждала ее за калиткой.

...Перед Новым годом занятия в училище были укороченные, и Елена предложила:

- Девочки, давайте в церковь сходим.

Некоторые только пожимали плечами. Катя шепнула:

- Я пойду.

Выскочили вперед две близняшки Люба и Полина:

- Угадаешь, кто из нас кто - пойдем.

- Да ну вас, - обиделась Лена. - Я серьезно, а вы хохму устраиваете. Не хотите - мы с Катериной вдвоем пойдем.

- Ну, почему вдвоем? Я тоже пойду, - отозвалась Люба №2, детдомовская девочка. - Только я уже была один раз, да меня выгнали, сказали - юбка короткая.

- Ну, сейчас зима, юбки не видно, идем.

- А нас возьмете? - в голос спросили близняшки.

Итак, они впятером в промерзшем трамвае ехали в храм, девочки семидесятых годов, молодые, веселые, ничего еще не знающие о Боге.

Храм ослепил их. Никогда они не видели такой красоты. А сколько икон!

- Все женщины - это Богородица? - спросила Катерина. - Я бы Богородицу хотела кое о чем попросить.

- Ну и глупая ты! - фыркнула Люба №2. - Тут же всякие святые. Вот, смотри, написано "Апостол Петр". А вы наверх посмотрите, какая там красота!

- Да-а-а... - девочки, задрав головы, осматривали купольную часть.

- Зачем пришли? - женщина в темном платке неприязненно смотрела на притихших девчат. Чего шепчетесь? Здесь Божий храм, а не танцплощадка.

- А чего вы ругаетесь? Меня уже раз отсюда выгоняли, непонятно за что. Мы помолиться пришли.

- Значит, было за что. А если пришли молиться, покажи, как нужно креститься.

Люба №2 уверенно положила пальцы на лоб, на живот, затем на левое и на правое плечо.

- Так ты католичка?! Вон отсюда! - шипела вредная женщина, не понимая, что это первое крестное знамение девочки, совершенное от всей души, хоть и неправильно. Она не понимала, что в детдоме они вместо молитв пели "...и как один умрем в борьбе за это" или "Взвейтесь кострами, синие ночи, мы пионеры - дети рабочих..." А когда за малейшую провинность их запирали в холодный темный чулан, Любаша шептала: "Господи, помоги мне скорей подрасти, чтобы уйти отсюда". И никто не учил их правильно складывать персты и совершать крестное знамение.

- А я Богородице пришла помолиться, у меня мама умерла, - тихо шепнула Катя.

- Так покажи, где здесь икона Богородицы?

- Вот эта, наверное. Она самая красивая, - неуверенно ответила девушка.

- Это великомученица Варвара. Устроили здесь цирк! Идите добром, пока за шиворот вас не вывели.

Девушки шли по скрипучему снегу и молчали. Было горько до слез.

Люба-близняшка не сдержалась:

Вот мымра! Как у себя дома. Мы же не к ней пришли.

- Не надо так, - укоризненно одернула сестру Полина. - А то получается, что мы не лучше ее.

Так закончился их поход в храм. Девочки купили билеты в кинотеатр, посмотрели смешную комедию и веселые поехали кто домой, кто в общежитие.

... Прошло много лет. Так много, что у Катерины с Еленой уже были внуки. Катерина после окончания училища уехала в Тюмень, а теперь жила в небольшом пригороде, как рассказал Елене ее брат Константин. Они случайно встретились на Радоницу на сельском кладбище. Сколько было вопросов! Ну что? Ну как? А где? А когда?

- Да ты знаешь, Люба, Катерина в религию ударилась. Каждое воскресенье, каждый праздник в церкви. Батюшке помогает, чего-то там шьет. Не поверишь - в хоре поет! Сам бы не видел - не поверил. Я это не приветствую. Я сам верю, что есть какой-то космический разум, но в церковь меня насильно не затащишь. Вот только с Катюхой заходил, обидеть ее не хотел. Даже из отпуска раньше вернулся, как она меня достала со своим Богом! Все меня спасти хотела от чего-то. Глупая женщина. Ты ведь согласна?

- Нет, не согласна. Но я не буду тебя переубеждать. Думаю, сестра уже поняла, что бесполезно. Ты мне лучше адрес ее дай.

...Екатерина, увидев в окно, что почтальонка машет ей призывно, вышла на крыльцо. Получив большой пакет, торопливо вскрыла его. Прямо ей в руки выскользнуло фото.

- Ленка! - ахнула Катерина. - Надо же, почти не изменилась. - Из пакета извлекла письмо и несколько православных газет разных номеров. На одном из номеров на последней странице красным фломастером было обведено "Редактор - Казанцева Елена", и красная стрелка вела на поля, где было дописано: "Бывшая Литвинова".

- Слава Тебе, Господи! Действительно неисповедимы пути Твои.